Майор «Симба»-фото ) Автор: Василина Копытко
О том, как военная операция под Нежином в начале полномасштабного вторжения замедлила наступление россиян на Киев, об обороне Бахмута, боевой "стратегии" вагнеровцев и "оправдание" российских пленных, а также о мотивации украинских бойцов – в материале РБК-Украина.
За 5 лет военной службы командир роты 8 полка ССО с позывным «Симба» прошел бои в Рубежном Донецкой области и в населенных пунктах Сизе и Болотене в Луганской области во время АТО. После полномасштабного вторжения – бои под Нежином, Бахмутом, Лиманом. Проводил многочисленные операции по штурму и разведке в Херсонском и Харьковском направлениях. За успешные выполнение задач в 29 лет стал майором.
РБК-Украина расспросила «Симбу» о его боевом опыте, военных операциях под Нежином и Бахмутом, наиболее поразивших его фронтовые истории, а также о собственном понимании понятия героизма и отношения к уклоняющимся.
– Ваш боевой путь начался задолго до полномасштабного вторжения. Почему решили пойти служить в армию?
– Когда был Майдан, я принимал непосредственное участие в этих событиях. Тогда он окончательно понял, что хочу идти защищать свое государство. В то время я учился на программиста в Киевской межрегиональной академии управления персоналом, но решил поступить в Военную академию Одессы на факультет десантно-штурмовых войск. В 2019 году получил диплом и практически сразу принял должность командира пулеметного взвода 95-й штурмовой бригады в Рубежном Донецкой области.
Впоследствии выполнял боевые задания в населенных пунктах Сизе и Болотене Луганской области. В 2020 году после ротации перешел на службу в Сил специальных операций и попал в подразделение, в котором я до сих пор.
За время службы получал многочисленные осколочные ранения, черепно-мозговые травмы, множество контузий, которые уже перечислить не могу, но все они не были критическими и позволили остаться в армии.
Служу в одном подразделении с отцом — он 34 года в армии. Имеет позывной «Лев». Все же помнят мультик о «Короле Льве» и его сыне Симбе — мой военный псевдоним оттуда ушел.
– В начале полномасштабного вторжения вы организовали военную операцию по обороне Нежина. Расскажите о тех событиях?
– Я давно понимал, что будет полномасштабное вторжение. Отреагировал на него довольно спокойно, потому что уже был готов. Когда знакомый сбросил ссылку на выступление Путина, я спокойно посмотрел его, без всякого призыва собрал вещи, пришел на работу и начал готовиться к выполнению задач. К трем дням мы уже выдвинулись на выполнение боевой задачи. Личного состава было не очень много, я собрал одну сводную штатную группу в количестве 10 человек и спланировав определенные меры, которые мы должны выполнять, обратился к командиру части с планом действий. Он согласовал его, и мы выдвинулись в Нежин Черниговской области.
Уже доехав до Броваров, поняли, что там ведутся боевые действия. Шансов на то, чтобы проникнуть в Нежин, у нас было немного, но мы рискнули. Загрузили более 5 тонн разного вооружения, взрывчатки и уехали.
Интересно, что тогда на трассе еще не было блокпостов, никто не понимал, где свои подразделения, где подразделения противника. Посреди дороги на нас выехал танк, а со стороны стояла колонна техники. Мы подумали, что круто – мы здесь не сами и нам будет чем воевать. Но когда подъехали поближе, то увидели опознавательный знак букву О – российская техника, заходившая из Беларуси. оккупанты не поняли, кто мы, потому что мы были без опознавательных знаков, поэтому нам удалось проехать и попасть в город. Затем оказалось, что это была единственная проездная дорога в Нежин на тот момент.
– Как долго вы находились в Нежине и удалось ли выполнить запланированные задачи?
– Наша операция длилась где-то с месяц – до 2 апреля. Кроме нашего подразделения, в Нежине еще была 58 бригада и, возможно, 5 мужчин из движения сопротивления, которые захотели присоединиться к нам. Их сформировал военкомат из гражданских, они эффективно себя проявили. Пока мы приехали, им раздали оружие, но у них почти не было боеприпасов. Впрочем, в дальнейшем во время ведения обороны мы завоевали много трофеев и вопрос оружия и боеприпасов был закрыт, потому что «спонсор этой программы» была российская армия.
Непосредственно штурма Нежина не было, их цель была – Киев, и они по окрестностям проходили в столицу. Они совсем не ожидали сопротивления от этого города. А с тем количеством личного состава, который у нас был, нам приходилось не то, что держать оборону, а совершать огневые налеты и засады на 360 градусов. Мы за день могли делать три засады по трем разным направлениям и этим противника вводили в заблуждение о количестве личного состава. Они думали, что нас много и не хотели тратить свои ресурсы на то, чтобы занять город.
Фактически в Нежин мы приехали со стрелковым оружием, а уж там воевали против россиян их – захваченными БТРами, противотанковыми гранатометами, минометами и даже их артиллерией.
Майор «Симба» в Нежине в начале полномасштабного вторжения (фото предоставлено пресс-службой)
– То есть благодаря вашей операции, ли вы уменьшили силу наступления на Киев?
– Да. Мы проанализировали маршруты движения противника, выдвинулись в составе четырех человек на машине в населенный пункт Круты, который был неподконтролен нашему подразделению, и из противотанковых мин сделали ловушку под мостом через который проходила вся логистика противника. Взорвав мост, мы заставили врага двигаться на 150-180 км дальше по другим дорогам, и это их задержало.
После Нежина уже в составе другого подразделения нас опрокинули на боевые действия в Донецкой области. Мы штурмовали позиции и закреплялись на них. Выполняли задачи в Щуровом, Ямполе и Лимане — в лесах делали засады, работали там до момента освобождения Лимана от оккупантов.
– Вы также принимали участие в обороне Бахмута. .
– Мы не долго там были. Мы подстраиваемся под разный тип задач. Потому что в Лимане, Ямполе, когда ты ходишь по лесу в засадах, ты встречаешь минимум артиллерийского огня и противника. А когда попадаешь в Бахмут, где если 30 секунд нет где-то рядом прилета от артиллерии, ты понимаешь, что уже пошел штурм из какого-то квартала. Надо уже быть бдительнее.
У нас было подразделение в составе двух групп и активно проводили огненное поражение минометным огнем, то есть были выставлены две огневые позиции в самом Бахмуте. Так же применяли снайперов, сотрудничали с 93 бригадой. Часто приходилось помогать ребятам заходить на позиции, если эти позиции были утрачены, закрепиться на них и держать оборону.
Каждый день была динамика, «миллионы» артиллерийских снарядов. Одна и та же позиция за день могла дважды переходить от противника под наш контроль.
Мы работали в Бахмуте в течение месяца. Это был февраль 2023 года. Многие операции проводились и в окрестностях. Это Хромово, Васильковка, Трудовое, Берховка и Берховское водохранилище и так далее. Группы были мобильны и задачи – максимально быстрые и гибкие. Мы не могли как пехота привязаться к одной позиции и держать ее. Нам приходилось двигаться по всей линии боевого столкновения.
Майор «Симба» имеет 5 лет боевого опыта (фото предоставлено пресс-службой)
– Знаю, что вам удалось взять российских военных в плен. Что они рассказывали?
– В общей сложности мы взяли около десятка россиян. Под Нежином взяли русского капитана. Их группа отстала или заблудилась. Совершив на них налет, с наскока удалось уничтожить две бронированные машины и взять три человека из личного состава в плен.
То, что они говорили в 2022 году и сейчас, – кардинально разные вещи. В начале говорили, что ничего не знают, что приехали сюда на учебу. Это была заезженная методика, но каждый из них конкретно знал, с какой задачей сюда приехал.
Офицер, которого мы взяли в плен, в течение недели пытался доказать, что он не знает, как здесь оказался. Просил его отпустить домой и обещал, что никогда больше не приедет. Через две недели мы его передали в свою воинскую часть и там уже оказалось много интересных вещей, которые разглашать не могу… А те россияне, которые сейчас попадают в плен, не хотят говорить, они понимают, что это их «конечная станция» .
Это настолько зомбированные люди, что просто нет никакого смысла с ними говорить. Сейчас российские пленные – это просто обменный фонд, чтобы забрать наших ребят домой.
– Действительно пленные россияне боятся возвращаться в РФ?
– Так и есть. Есть много видеоподтверждений и радиоперехватов их разговоров, которые это подтверждают. Самое жесткое, что я слышал – это было ППК «Вагнер» на Донецком направлении, когда мы держали оборону Бахмута. У этих бойцов вообще не было вариантов – их настраивали, что они идут до конца, назад дороги нет – либо он закрепляется на позиции, либо он не возвращается вообще. Не буду раскрывать все моменты их общения со своим командованием, но человеческого там ничего не было.
Также было такое, что половина из них — больные гепатитом, половина — осужденных по самым тяжелым статьям, поэтому вагнеровцам — им, что туда, что сюда — это потерянные люди были. Они уже смирились со своей смертью, даже не приехав в Украину. Единственная мотивация у вагнеровцев – это возможная амнистия и какое-то минимальное денежное обеспечение.
– А если сравнить вагнеровцев с другими подразделениями российской армии, так они действительно сильнее?
– Тот «непобедимый» «Вагнер», о котором говорят россияне, сегодня разбросан по всем частицам белого света. Они прячутся от своих же. Что смог «Вагнер» сделать, это «положить» более 50 тысяч своего личного состава за два квартала в Бахмуте. О какой мощи и силе подразделения мы говорим? Но сила запугивания и то, что человеку уже нечего терять, сыграло свою роль.
В феврале 2023 года «Симба» с собратьями выполнял боевые задания в Бахмуте (фото предоставлено пресс-службой)
– На фронте каждый день происходит очень много впечатляющих событий. Поделитесь историей, которая больше всего вам запомнилась.– Не буду привязываться к конкретным подразделениям, чтобы не разглашать данные. Перед нами стояла задача разведки. Мы обнаружили колонну противника из трех «тигров» – это бронированные машины и их спецподразделения. Мы пропустили их в одну сторону, а их маршрут пролегал через тыл от самого Ямполя до Лимана. Сделали им огневую засаду, после чего удалось поразить все три машины вместе с личным составом.
Интересно, что, когда мы отошли на безопасное расстояние на 1-2 километра, подняли коптер и ждали, когда за ними прибудет эвакуация. Как приехал еще один «тигр» на эвакуацию и 4 человека личного состава нам удалось уничтожить и эту технику, и военных. После этого мы долго ждали, но туда уже больше никто не приезжал. В интернете гуляло много фотографий подбитых «тигров». Технику, которая осталась более или менее целой, мы забрали в наши подразделения.
Мы тогда потери не понесли. Выполнили все согласно процедуре. Как правило, оно так и происходит, когда это подготовлена засада. Когда спланированы четкие действия – потерь не должно быть, но это война и ситуация может вернуться в любой момент.
Еще была история уже менее веселая, но мне запомнилась. Ребята выполняли задания и зашли на минное поле. Вся подгруппа взорвалась. Противопехотные мины ОЗМ-72 оставляют мало шансов уцелеть. Потому было очень много раненых, один боец погиб. Услышав радиосвязь между ними, мы приняли решение выдвинуться на эвакуацию и помочь ребятам.
Первая машина, которую мы отправили на эвакуацию, взорвалась на противотанковой мини. Поскольку она была бронирована, то личный состав уцелел, но сама машина была уничтожена. Эвакуацию нечем было проводить. Я знал лично многих этих бойцов, поэтому решил взять с собой медика и выдвинуться к ним личной легковой машиной. Нам удалось в течение 3 часов вытащить полностью весь личный состав (количество бойцов не можем разглашать, чтобы враг не понимал состава подразделений — Ред.). Бойцам, которые были в тяжелом состоянии, своевременно оказали медицинскую помощь, они выжили.
Майор «Симба» после завершения войны армии (фото предоставлено пресс-службой)
– Как вы проживаете потери собратьев?
– Когда ты в этом постоянно живешь, начинаешь относиться с пониманием, потому что завтра сам можешь быть на их месте. Но память о павших никуда не девается. Каждого погибшего чествуем. Мы вспоминаем их на день рождения, годовщину гибели, общаемся с их родственниками. Буквально две недели назад мы поздравляли с юбилеем отца нашего погибшего парня.
– Что скажете об уровне мотивации в армии сейчас, действительно ли он снизился?< /p>
– Есть некоторый личный состав, немотивированный. Это нормально, потому что, если бы все люди сказали, мы очень хотим воевать, я бы подумал, что это что-то ненормальное. В нашем подразделении каждый человек понимает, для чего он здесь и какие задачи должен выполнять, какие риски это все несет за собой. Раз они уже в армии, нужно что-то менять в своей голове, больше тренироваться и готовиться. Командирам нужно говорить со своим личным составом. Когда люди чувствуют поддержку командиров, они всегда находят мотивацию.
– Какие бойцы вы хотели бы, чтобы приходили в ваше подразделение?
– Это не должен быть человек с определенными физическими параметрами, это совсем не важно. Мы производим отбор как в части, так и в своем подразделении. Человек, прошедший базовую проверку в части – физическую подготовку, психологические и медицинские тесты, он попадает к нам в подразделение на собеседование, затем проверяем физические нагрузки и смотрим на нервную систему человека. Самое главное – мотивация и более или менее адекватная физическая подготовка, устойчивые моральные качества. А все остальное – человек получает непосредственно в подразделении.
Если коллектив принимает человека на службу, то разнообразные курсы, обмен опытом, подготовка, обеспечение – все ложится на наши руки.
– В обществе часто возникают споры, стоит ли тянуть человека на фронт, если он панически боится и не хочет воевать?
– Вот мы спрашиваем мужа, который живет с женой и детьми, каждые выходные ездит на пруд купаться или готов идти умирать. Давайте тогда проведем параллель и спросим военных на фронте, может они тоже там не хотят быть. Так придется 80% людей унести из армии. Тогда что мы будем с россиянами в Буковеле пить кофе? Поэтому здесь вопрос в сознании граждан. Если он не может воевать – это другой вопрос. Есть ряд случаев, когда человек может получить бронь от мобилизации.
К сожалению, я наблюдаю, что мужской фактор у многих где-то пропал. А у тех, кого он есть, они уже на фронте. Нет, я не считаю, что все мужчины должны воевать. У каждого есть свои обязанности. Нам нужны и полицейские, и пожарные и медики. Но когда человек бессознательный и отказывается, скрывается, убегает через Тису, где шансов погибнуть втрое больше, то какое может быть к нему отношение?
– Помогают вам сейчас волонтеры ? Не снизился уровень поддержки?
– Волонтеры – это золотые люди, которых ничего не просишь, а они сами приезжают и тебе помогают. У нас есть постоянные волонтеры, работающие с нами с 2014 года. Но именно собрание тяжело перекрыть. Их сейчас очень много…
У меня был опыт сбора на один тепловизионный дрон. За месяц мы собрали 60 тысяч гривен, при его цене 230 тысяч. После этого у меня совершенно пропало желание заниматься подобным собранием. Мы с ребятами сами скидывались с зарплаты, а еще – моя мама, жена и все знакомые. На том мое собрание закончилось.
На фронте дроны и машины – это расходный материал, поэтому нужны всегда. Дроны имеют свойство падать, машины – ломаться, или гореть. Лично у меня уже третья машина с начала ротации. Первая разбилась о БТР, вторая – прямое попадание из танка. Это было возле Григоровки, я приехал на КПП к ребятам из соседнего подразделения, вышел из машины и через 30 секунд прямое попадание в авто. Там только колеса и рама остались. На эту машину собирали 4 месяца, а она через 30 секунд стала пеплом. Сейчас третье авто еще на ходу и надеюсь, что еще послужит. — Как вашу службу воспринимают близкие, не уговаривают ли уйти из армии?
– Жена постоянно имеет плохое настроение. Мы за два года совместной жизни пробыли вместе четыре месяца. С мамой с начала полномасштабного вторжения я виделся раз из 10. Нареканий каких-то от жены и мамы нет. Им тяжело, но они ценят мою работу, ценят меня, поддерживают. Это самое важное, что может быть в семье.
– Понимаю, что до победы еще далеко, но думали ли вы, чем будете заниматься после войны?
– Эта победа для меня уже никогда не будет сладкой, на войне я потерял много своих собратьев. Даже после ее окончания я продолжу выполнять свои обязанности в армии, буду готовить свое подразделение и наращивать свою силу, потому что не верю в честность и справедливость России. Я хочу в очередной раз быть готовым к нападению. Поэтому я хотел бы остаться на том месте, где сейчас. И если мои знания и опыт смогут помочь другим людям сохранить свою жизнь и наносить ущерб противнику, то я, вероятно, предпочту остаться в армии.
