Житель Запорожья (фото: Виталий Носа Юлия Акимова, Виталий Носач
Россияне с конца сентября обстреливают Запорожье авиабомбами, разрушая жилищную инфраструктуру. Как город пытается приспособиться к бомбардировке и что жители думают о россиянах – в репортаже журналистов РБК-Украина Юлии Акимовой и Виталия Носача.
Уже больше недели Запорожье – город, находящийся в 30 км от фронта, обстреливают КАБами. Российские войска увеличили дальность своих авиабомб и теперь могут доставать в этот облцентр. Практически ни дня не проходит, чтобы КАБ не попал в жилой дом, школу или больницу.
При этом в городе проживает около 800 тысяч человек, некоторые из них приехали с более горячих точек – прифронтовых и уже оккупированных территорий. Запорожье пытается жить в своем ритме, в городе быстро ремонтируют пострадавшие от обстрела здания, а вечером люди ночуют в укрытиях.
Новая реальность Запорожья
Аркадий Григорьевич стоит у своего разрушенного дома и пытается подобрать слова. Пять минут назад он сидел во дворе летней кухни и меланхолично пил чай, ставя чашку на блюдце на соседний стул. Сначала мы увидели обломок дома, потом маленькую надстройку за ним, а возле нее Аркадия Григорьевича. Его двор весь оброс виноградом, уставленный коробками с вещами, а над дверью висит клетка с маленькой искусственной птичкой. Мы попросили мужчину рассказать о случившемся с домом, и теперь он стоит перед нами и пытается не заплакать. 25 сентября в его дом прилетела российская авиабомба.
– Я был в часовне, жена была в доме. Жена была в доме, дом начинался здесь. Все, что к стене, все было на земле. Жена вся в обломках, попала под камнепад, вся спина в гематомах, ушибла голову. Скорая приезжала, сказала обращаться к врачу. Но женщину не заставишь.
То, что было домом, – стена с кусками обоев и угол. Окна часовки обшиты фанерой, а возле двора стоит обгоревшая машина. Ее уже тоже не починить, только на запчасти. Аркадий Григорьевич боится, что не получит компенсацию, потому что дом был очень стар, а документы на него датируются еще пятидесятыми. Мы обещаем помочь и говорим о том, что российская армия продолжает сражаться с мирным населением. Человек сердится и сжимает руки в кулаках. «Я не знаю, это дебилы такие, что… Преступники».
– А Путин при этом говорит, что Запорожье – это российский город. Что бы вы ему на это ответили?
– Бомбы Москву! Это тоже русский город!
Аркадий Григорьевич держится, но в какой-то момент машет рукой и его губы начинают дрожать. В этой ситуации трудно что-то сказать и на ум приходит банальное – главное, что выжили. Мужчина, услышав это, пытается улыбнуться и выпрямить спину.
– Я согласен. И все это говорят, конечно, конечно. Жизнь – это ценность, данная Богом, и предавать ее – преступление. Но… Что есть, то есть.
Мы обнимаем мужчину и просим держаться, а он обещает, что будет. На самом деле другого выхода, кроме как держаться, у Аркадия Григорьевича нет. И он, и мы это знаем.
***
Запорожье – город с широкими проспектами, мостами, Днепром и Хортицей между двумя берегами, сегодня очень теплый и многолюдный. Если не знать, что в 30 километрах по прямой фронт, а ночью город забрасывают КАБами, кажется, что жизнь здесь кипит в привычном и мирном для него темпе. Люди сидят на лагерях кафе, гуляют по паркам с детьми и едят мороженое – юго-восточная осень это позволяет. на вынос, а рядом коммунальщики сгребают обломки окон одного из торговых центров, его задела взрывная волна. Обращаешь с проспекта во двор и видишь продырявленный дом – в него попала авиабомба.
Один из таких домов стоит в густозастроенном дворе прямо недалеко от парка. Мы приехали в то утро, когда на него сбросили КАБ. На третий год великой войны картина привычная, но такая же жуткая – черный от копоти двор, каркасы машин, обломок дерева и дом. Он всегда самый страшный, потому что там только что были люди. Их следы видны в кусках квартир, теперь свисающих над желтым экскаватором – чьи-то настенные часы, полка с тарелками, которые чудом уцелели, разрисованные детьми обои. Интимные, домашние вещи, которые ты видишь, если тебя зовут в гости, вдруг оказываются на общем обзоре.
В этом доме к счастью никто не погиб. Последнюю женщину, которую не могли найти, достали из-под завалов за час до того, как мы туда приехали, она в тяжелом состоянии, но жива. Поисково-спасательные работы окончены, теперь разгребают завалы, спиливают деревья и расчищают территорию. Председатель Запорожской ОВА Иван Федоров, приехавший на место происшествия, рассказывает о буднях города.
– Всю прошлую неделю, с понедельника, впервые за всю историю Запорожья стали обстреливать КАБами. За это время более 30-ти ударов КАБ по жилой зоне Запорожья. На сегодняшний день у нас зафиксировано 300 поврежденных домов, несколько десятков полностью уничтожены. Так прошла неделя обстрелов КАБами.
Причина почему российские войска решили почему-то обстреливать Запорожье авиабомбами, банальна – они смогли до него дотянуться. Некоторое время назад россияне увеличили расстояние, с которого могут обстреливать авиабомбами, и поняли, что достают в Запорожье. А если достают – значит надо бить.
***
Около трех ночи в городе начинает звучать сирена. Мы спускаемся в укрытие под домом. Это целое бомбоубежище, построенное еще в середине прошлого века. Его коридоры, туннели и комнаты словно отражают дом над землей и идут в разные стороны, разрастаясь в большой подземный улей.
В укрытии пахнет сыростью, над головами висят гирлянды из паутины. В некоторых комнатах спят люди – мы сидим на пластиковых стульях и слышим, как они спокойно сопят. Сегодня они выбрали выспаться и не ориентироваться на сигнал тревоги.
Периодически в укрытие заходят местные. Двое из них – мужчина и женщина, садятся возле нас. У женщины в руках папка с документами, а мужчина держит холщовую сумку с едой. Сигнала здесь почти нет, но иногда удается обновить мессенджеры. – Что там пишут? Летят КАБЫ? — Да, в район. Сволочи.
Этой ночью авиабомбы били по области, а город мог отоспаться. Через день россияне ударят по Запорожью днем – снова по жилым кварталам. говорят о России » src=»https://nk.org.ua/wp-content/uploads/2024/10/c9e1cf7f793aae4a2714c12f0d9962c4.jpg» alt=» "Пусть бомбят Москву!" там говорят о России «/>
***
На самом деле, найти в Запорожье большое количество разрушенных домов сложно – их очень быстро отстраивают. Человек, с которым мы ездим, указывает нам на отремонтированные здания – они пестрят пятнами новых фасадов и белоснежных окон.
– Мы отстраиваемся, чтобы людям было уютнее, среди обломков жить не хочется. И так война.
Но некоторые дома все еще ждут свою очередь. В одном из них проживает Людмила Ивановна. Она соглашается показать свою пострадавшую от прилета квартиру. Женщина открывает дверь, кивает на обрушенную штукатурку в подъезде и рассказывает о судьбе дома.
– Решается вопрос, возможно ли восстановление этого дома или его нужно снести к чертовой матери. Давно уже время.
Внутри квартира выглядит так, будто ее кто-то взял и вовсю долго тряс. В ванной и на кухне попадала плитка, места, где до этого были окна, обшитые фанерой, так что в квартире темно как ночью, хоть на улице солнце. В доме не осталось ни целого стекла или зеркала.
– Вы пользуетесь ванной?
– А чего я буду пользоваться, если нет газа? Я уже хожу как черт грязная, помыться негде. Сказали, неизвестно, когда будет газ.
Кухня в зеленой плитке и с искусственными цветами, закрученными вокруг отопительных труб, выглядит избитой. Людмила Ивановна хочет показать одновременно все, так что немного суетится. Когда у дома грянуло от прилета, она ложилась спать. Квартира буквально взорвалась стеклом – женщина чудом не пострадала.
– Сыпется, я не могу понять! У меня даже мысленно такого не было! Я быстро вскочила, скатилась с кровати, а тут уж обломки, я не могу найти обувь, хожу босиком! Пришла сюда, села. А толку, что я здесь села? Оно и здесь все рушится.
Она ведет нас в гостиную, где стоит сервант с осиротевшей рамой. Людмила Ивановна, наверное, очень любит свой сервант и показывая его избитую сторону, кладет на него руку, словно пытается вылечить. — Мне один товарищ говорит — выноси его на помойку, я говорю, здравствуйте, Алексей, а как же я буду?…
Еще два дома, пострадавшие от прилета КАБ, похожи на маленькую реконструкцию знаменитых одесских двориков. Это двухэтажные дома с общими балконами, идущие сплошным коридором. Местные жители – преимущественно пожилые, выходят на эти балконы и переговариваются друг с другом.
Мы подходим к паре женщин, которые увидели нас еще в нескольких метрах, но не подали виду. Одна из них сидит на балконе, опершись на палку, а вторая стоит возле нее. Они рады поговорить и рассказать о своих бедах, главная из которых сейчас – война.
– Я с палочкой даже со ступени не сойду, лежу на кровати. Что Бог даст.
– Мы хоть ночью дома ночеваем, а у людей разбились окна, ничего нет.
На вопрос «Стало хуже?» бабушки пожимают плечами и говорят «Ну, вчера не бахало». Судя по всему, в новой для Запорожья реальности один день без взрывов – хороший день. Пока мы говорим, к соседнему входу идет женщина с папкой и бабушки быстро теряют интерес к нам. «Тамара, там счетчики проверять пришли!»
С нами осталась бабушка с палкой и мы задаем свой вопрос.
– Путин говорит, что Запорожье – российский город, чтобы вы ему сказали?
– Ребенок, мне 92 года. Могу ему фигу показать.
