Військовий медик «Клаус» (фото: РБК-Украина) Автор: Анастасия Ракитная
С боевым медиком "Клаусом" мы встретились в небольшом кофейне в центре города. За окном легкий снегопад, в динамиках играет "Merry Christmas". Но эта встреча – не о праздниках. Военный недавно вернулся с передовой после ранения. Его история – это реалии войны, где любая секунда может решить судьбу человека.
О вызовах, ежедневно предстающих перед медиками на фронте, об ответственности и о том, как продолжать работать, когда и сам нуждаешься в помощи – в материале РБК-Украина.
– Что мотивировало вас стать боевым медиком? Это было сознательное решение, привели ли обстоятельства?
– Это было совершенно сознательное решение. Даже мечта детства. Еще с малых лет я хотел стать медиком. У меня есть старая публикация в Instagram, кажется, за 2014 год, где я подписал фото: «Через 7 лет я стану медиком, проверяйте».
В 2015 году был военный парад, очень мощный. Я был тогда еще подростком, но мне запомнились медики на нем. Один из них нес советскую медицинскую сумку, другой – современную. Эта сцена поразила меня так, что я понял: я хочу этого. Это стало моей целью.
Впоследствии узнал о военно-медицинском факультете и начал готовиться к поступлению. Пропускал уроки, сосредоточился на ВНО. Это была моя цель «номер один».
– Как началась ваша служба?
– Я пошел в военкомат как студент-медик и объяснил, что хочу служить. В военкомате тогда сидел майор, довольно молодой. Он посмотрел на меня и сказал: «Ты слишком молод, у тебя еще все впереди. Если тебя заберут, то только потому, что у тебя есть хоть какое-нибудь образование». Он написал в моем заявлении «не согласен» и сказал мне идти домой.
Но я решил иначе. Обратился к добровольческому батальону. Когда там узнали, что я медик, собеседование сразу закончилось. Взяли меня без лишних вопросов.
– Каков был ваш первый опыт на фронте?
– Начинал я в добровольческом формировании территориального общества (ДФТГ). Это была совсем другая реальность. Без зарплаты, без документов, без довольствия. Мы были добровольцами в буквальном смысле этого слова.
Тогда я не понимал, насколько это было опасно. Мы шли воевать «пиратами», как сейчас иногда шутят. Просто ребята с автоматами, без гарантий. Если бы меня тогда убили, даже могилы не было бы.
Потом «Свобода», в которой я был, легализовалась в составе бригады «Рубеж».
– Как выглядит ваш обычный день на фронте?
– Все зависит от обстоятельств. Если ничего не происходит, то это копание окопов, поддержка позиций. Но когда что-нибудь случается, все меняется. По рации поступает сообщение: «300-й, координаты такие-то». Берешь сумку, бросаешь все и бежишь к месту происшествия.
Там все зависит от ситуации: если можно, работаешь непосредственно на месте, если нет, то эвакуируешь раненого в пункт сбора. Там его передают дальше – в экипаж эвакуационного транспорта. У них уже больше оборудования, больше возможностей.
– Всегда соблюдаете правила «медик должен быть в безопасности»?
– В начале – нет. Ломился туда, где нужно, и куда не нужно. Думал только о том, чтобы выполнить свою задачу. Со временем стал более осторожным. Собратья тоже стали больше меня беречь. Если идем на операцию, мне говорят: «Ты будешь последним в колонне, потому что если тебя ранят, нам всем будет гораздо труднее».
– Наверное, зная, что вы в группе, легче работается и увереннее. А что труднее всего в вашей работе?
– Ответственность. Это невероятно тяжелое бремя. Есть моменты, когда все смотрят на тебя и ждут действий, а ты не знаешь, что делать, как это было в начале моей службы. Это ужасно. Плюс есть моменты, когда ты понимаешь, что твое заблуждение может стоить жизни. Это такое бремя, которое сложно нести.
– Есть ли у вас ставшие знаковыми истории новый «день рождения»?< /strong>
– Было несколько моментов, которые я хорошо запомнил. Один из них случился в Серебрянском лесу. окапываться, но места в щели было мало, и меня отправили в соседнюю. роты охраны. Мы закурили, разговорились.
В этот момент над свистами начало свистеть. нас подходят россияне. И здесь взрыв горячего воздуха. отключается.
Я подумал, что меня убило. Открыл глаза – понял, что жив. Дед лежит рядом, голова в крови. Я получил гранату, потому что подумал, что это враг близко. Но потом понял, что в бруствер прилетел ВОГ. Мне повезло, каска спасла. У деда пострадала голова, но он выжил, начал подавать признаки жизни.
Горячий воздух ударил так сильно, что я сначала думал, будто обожгло лицо. Было очень страшно. Но этот случай меня научил. После такого каска я больше никогда не снимаю.
– Удалось ли вам после контузии от ВОГа пройти лечение?
– Да, я лечился, но уже потом, по хирургическому профилю.
– Это уже, значит, ранение, после которого вас отправили сюда на реабилитацию. Оно произошло во время исполнения обязанностей медика?
– Ранения я получил, выполняя обычные боевые задания. Знаете, боевой медик – это не просто медик, выполняющий только медицинские функции. Он такой же боец, как все. Единственная разница в том, что у него есть дополнительное медицинское оборудование и расходные материалы для помощи. А еще медик имеет более высокий уровень подготовки и квалификации.
Как есть специалист-гранатометчик, умело работающий с гранатометами, или сапер, который может заменять или разминировать, так и медик – это узкопрофильный специалист.
– Как это влияет на ежедневные операции?
– Каждый новый выезд сложнее предыдущего. Военные машины обеих сторон постоянно усовершенствуются. Люди ищут новые способы получить преимущество в поле боя. Мы даже не представляем, что могут придумать через год.
Раньше можно было просто стать под дерево, не двигаться — и дрон тебя не увидит. Сейчас так не работает. Теперь дрон прилетит и найдет, даже если ты прячешься.
Изменились даже базовые правила. Теперь важно держать дистанцию друг от друга. Надо накрывать окопы, чтобы дрон не закинул что-то прямо под ноги. Это значит, что нужно больше материалов: сетки, ветки, маскировка.
– Вы знаете изнутри, как в армии работает медицинская система. Какие, по вашему мнению, проблемы в медицинской подготовке?
– Прежде всего, это недостаточное внимание к обучению тактической медицине. Я не служил в медицинской службе, был медиком в обычном боевом подразделении. Но из того, что видел, сержантам нужно больше фокусироваться на обучении личного состава базовым вещам. Не каких-то продвинутых методов, а именно основ.
– Что именно вы подразумеваете под «основами»?
– Например, наложение турникетов или тампонада.Это вещи, которые спасают жизнь, но их нужно отрабатывать. Не просто прочесть или увидеть на видео, а попробовать хотя бы на тренажере. Тампонада — это вообще такой навык, который без практики не освоишь.
Это не сравнимо с реальными условиями. На тренажере есть свои нюансы: ты знаешь, где нажать, чтобы остановить кровь, чтобы все сработало. Но когда работаешь с реальными травмами, это совсем другой опыт.
Я помню, как на тренажере мы отрабатывали тампонаду. А потом мне пришлось делать это в реальных условиях, когда сам работал на ране. Это совсем другое чувство, другая сложность.
– Как вы предлагаете решать эти проблемы?
– Такие базовые вещи должны стать рутинными, как охлаждение оружия. Их следует повторять регулярно. Это вопрос выживания, и он должен быть четко закреплен в подготовке каждого бойца.
Был случай. Мы эвакуировали «трехсотого», и я вижу: турникет наложен неправильно, стропа извращена. Это сделал кто-то из тех, кто уверенно отвечал, что умеет это делать.
Это пример того, почему нельзя верить на слово. Надо постоянно проверять и практиковать, чтобы люди действительно знали, как это делается. Потому что это не просто теория, это жизнь.
Что это такое? ТЦК воюют? ТЦК забирают людей для обороны страны. Но эта волна ненависти появляется не потому, что россияне что-то подбросили. Нет, это мы сами себе придумываем, сами верим в этот бред и сами его раздуваем.
Сколько мы проиграли информационным войнам? Три, пять, десять? Мне кажется, что российским службам, занимающимся вбросами, уже и зарплату можно не платить. Украинцы сами себе придумывают фейки, сами в них верят и сами их разгоняют.
Это проблема. Мы сами себя можем утопить. Не надо искать внешнего врага – мы сами себе этим оправданием и изменой все разрушаем.
Вот все, кто хотел идти на войну, кто хотел защищать Украину, за три года это уже сделали. Кто-то добровольно, кто-то по зову сердца. И теперь видишь, как оставшиеся в тылу разводят эту волну.
– Что бы вы хотели сказать обществу?
– Нам нужно перестать искать виновных там, где их нет. В противном случае мы не справимся с войной, даже если будем выигрывать на поле боя.
