Бойцы Международного легиона ГУР (фото: instagram.com/international_legion_diu/) Автор: Богдана Лясковская
Тысячи добровольцев из многих стран изъявили желание присоединиться к обороне украинских земель после нападения России. Многие бойцы даже не имели военного опыта. Желающих из-за границы стать в ряды украинского войска собрали в Международном легионе, которым занимается Главное управление разведки (ГУР). РБК-Украина пообщалась с двумя бойцами легиона, приехавшими в Украину из Норвегии и Дании.
Мы встретились с ребятами на Запорожском направлении. Все радушные и коммуникабельные. На пункте постоянной дислокации подразделения развешены многие флаги родных стран бойцов Международного легиона.
Сначала садимся рядом с флагом Норвегии и начинаем разговор с бойцом с позывным «Баскет».
– Кем ты был в предыдущей жизни до того, как приехал в Украину? До войны.
– Я из Норвегии. До того как я приехал в Украину, я был просто гражданским. В Норвегии у меня не было военного опыта. У меня в стране можно служить до года, но не всех берут. И я не попал. Работал дома на строительстве, руководил тяжелой техникой и оборудованием, работал семь лет и просто жил обычной жизнью: работал, проводил время с друзьями и снова работал. А потом я решил приехать сюда и изменил всю свою жизнь.
– Какова была твоя реакция, когда ты увидел новости о войне в Украине?
– Я следил за событиями с самого начала, когда сказали, что нападение вот-вот произойдет. Поэтому я начал больше читать и, когда это произошло, продолжал следить за ситуацией, увидел, что это не война между военными, это война России против гражданских в Украине и остального мира. Впервые я приехал в Украину в марте 2022 года, потому что решил, что могу чем-нибудь помочь. Это не обязательно должно быть что-то военное, но я найду, чем могу помочь. Приехал как раз после того, как Зеленский призвал всех, кто может приехать и помочь. Я попытался вступить в армию. Сначала уехал в Польшу, а потом встретил многих людей со всего мира, которые ехали сюда с теми же намерениями – помочь, присоединиться к Легиону.
Решил, что могу попытаться присоединиться к ним. Но чтобы присоединиться к армии, нужно было иметь боевой опыт и военную подготовку. Поскольку я этого не имел, меня не приняли. Я остался еще на три недели и помогал в других областях – гуманитарной помощи и других подобных работах. Затем я вернулся домой, но поддерживал контакт с ребятами, которых встретил здесь. Продолжал следить за войной. И вот в феврале-марте 2023 года несколько ребят, которых я встретил раньше, снова ехали в Украину и сказали, что снова идут вступать в Легион, потому что там ищут больше людей и принимают больше гражданских, если они подходят по критериям.
– Тебе не было страшно присоединиться к армии?
– Во время тренировок я понял, что я хорошо освоил основы солдатского дела. И потому не было страшно. Но потом, когда мы приближались к моменту, когда нам приказали, что мы должны идти и атаковать российскую позицию, я подумал: «А я не знаю, смогу ли это сделать». Я мог бы остаться здесь и тренироваться. А мне сказали: «Нет, у тебя все хорошо получится». Я не был в этом уверен. Ведь все остальные говорили: «Готовые, давайте, идем убивать людей», а я: «Ну, я не уверен, подходит ли это мне». Но я попробовал. Затем мы отправились в зону операций и уже через 48 часов были на месте, продвигаясь к российской позиции, которую должны были захватить. И как только россияне нас увидели, они открыли огонь из всех видов оружия.
Ад начался. Я упал на землю и был напуган. Не знал, что делать. Мой командир, с которым мы очень хорошо сдружились во время тренировок, был прямо за мной и сказал: «Ты должен ползти». Я ответил: «Нет, я остаюсь здесь, это безопаснее, я за маленьким холмом, и не двигаюсь». А он говорит: «Ты должен двигаться. Ты должен увидеть врага. Если не будешь двигаться, погибнешь». Я: «Нет, нет, я не буду двигаться». И тогда он кричит: «Трясця, двигайся, иначе я тебя ударю». Я понял, что он не шутит. Я начал ползти эти три метра. Он спрашивает: «Что видишь?» Я: «Вижу двух россиян».
– После этого ты чувствовал, что хочешь вернуться домой?
– Нет, на самом деле не чувствовал, потому что только первые десять минут были самыми страшными. Когда ты получаешь контроль над ситуацией, ты уже слышишь, когда снаряды летят к тебе, ты привыкаешь к минам и артиллериям. Я понял, что это 50 на 50, ты выживешь или нет от мин и артиллерии, но на фоне русских солдат я знал, что мы сильнее.
И я знал, что мы все равно должны помочь, поэтому я не мог сдаться и оставить все после одного плохого боя. Я должен был продолжать. Поэтому нет, даже не было мысли возвратиться домой. Я знал, для чего я приехал, знал, на что подписался, и был готов это делать. – Ты понял, что Россия – агрессор, когда узнал о войне в Украине ? За границей часто люди не совсем понимают, кто не прав.
– Я понял, что Россия является агрессором. Россия неправа. И я не знал много об Украине или ее истории отношений с Россией до войны. Но потом, когда я начал читать о 2014 году, я понял, что я должен помочь, потому что я могу это сделать. Почему я должен сидеть в Норвегии и смотреть, как это происходит, когда я могу что-нибудь изменить? Я не знал, что буду служить в армии, но когда мне предложили, я сказал: «Хорошо, попробую». Потому что я знаю, что могу сделать что-нибудь полезное, и я защищаю гражданских и невинных людей, защищаю Украину. Если они заберут Украину, они не остановятся. Они точно пойдут дальше, и все это говорят, и все это знают. Поэтому я знал, что не только защищаю Украину и ее народ, но и всю Европу. Ведь я как один солдат могу сделать больше здесь, чем кто-нибудь сидя в Норвегии и просто обещая помощь. Я должен показать, что я готов помочь и менять что-то. Лучше попробовать, чем просто говорить и не пробовать. – Украинцы, когда подписывают контракт, не могут его расторгнуть. А как насчет вас – иностранцев?
– Раньше можно было расторгнуть контракт и идти, куда хочешь, менять батальоны или что угодно. Но теперь нет, этого уже нельзя. Теперь нужно служить минимум шесть месяцев. И в течение этих шести месяцев контракт нельзя расторгнуть. Сейчас большинство приходящих они уже знают, на что идут. И если они хотят присоединиться к нашей команде, мы всегда им говорим, что нужно служить шесть месяцев. Они это понимают и готовы. Поэтому все больше и больше солдат, которые приходят уже позже во время войны, теперь остаются на долгий срок, в отличие от начала войны, когда они хотели приехать на три недели или три месяца. Сейчас они здесь на более долгое время.
– Как долго ты уже здесь?
– Я здесь почти два годы. В марте будет два года. — Ты мог быть здесь всего шесть месяцев, а теперь вот уже два года. Как долго еще планируешь здесь оставаться?
– К победе! Это может занять много лет.
— Да, тогда просто будем работать дальше. Мы не можем просто казаться, потому что становится тяжелее. Украинцы не могут сдаться, так почему я имею? Я получил помочь, я не могу просто вернуться домой через плохой день на передовой. Я приехал, чтобы служить ради целей, ради людей Украины. Я не могу просто отказаться из-за страха.
— Есть ли у тебя проблемы с коммуникацией с украинцами? Языковой барьер?
– Когда я не на передовой, то коммуникация действительно является проблемой, потому что не все говорят по-английски, а я тоже не очень хорошо знаю украинский. Но когда я на передовой, нам не нужно много говорить. Мы понимаем друг друга. Даже если украинский солдат хочет мне что-то сказать по-украински, я понимаю. И он меня понимает, когда я объясняю по-английски. Наверное, мы просто думаем одинаково во многих ситуациях. Поэтому мы всегда находим способ, чтобы найти общий язык, особенно когда проводим больше времени вместе и привыкаем друг к другу.
– Что, по твоему мнению, необходимо Украине, чтобы остановить россиян? Чтобы остановить войну в нашей стране и забрать наши оккупированные территории?
– Артиллерия, минометные системы. Это то, что нам всегда не хватает. Но тоже солдаты. Конечно, у нас есть иностранцы, приезжающие помочь. Есть украинцы, приезжающие помочь. Но этого все равно не хватает. Нам нужно больше подготовленных солдат, потому что многие из призванных получили минимальную подготовку, а затем их отправили на передовую. И это не очень помогает ребятам, которые уже там, потому что они выходят, а не знают, что делать. Поэтому нам нужно большее вооружение, больше подготовленных солдат, и нам нужны лучшие оборонительные линии, поскольку мы сейчас в оборонной ситуации. Везде на передовой оборонительной линии можно было бы улучшить. Всегда есть возможность для улучшения, и это очень важно.
– Многие люди за рубежом считают, что чтобы остановить войну, нужно отдать России все оккупированные территории, и тогда Россия остановит войну . Как вы думаете, это возможно?
– Западный мир думает, что так и будет. Но на самом деле россияне просто вкопаются, укрепят свои позиции и через несколько лет снова нападут. Поэтому это совсем не вариант. И думаю, большинство украинцев думают так же, потому что это произошло в 2014 году. Это повторится снова. Они просто отстроят все и снова нападут. Они не остановятся.
– Ты когда-нибудь думал остаться в Украине после окончания войны?
– Да. После войны тоже будет много работы. Потому что тогда нужно будет восстанавливать. Если война просто заморозится, нам все равно нужно будет оставаться и готовиться к следующему вторжению. Поэтому мы не можем просто уехать. Мы можем восстанавливать. Восстанавливать города, которые можно отстроить. Помогать. Продолжать работать в армии.
***
Еще один боец Легиона приехал в Украину из Дании, и так же, как и его собрат, имел обычную гражданскую жизнь.
– Дома я работал каменщиком до того, как приехал сюда. За пять лет до того, как я приехал в Украину, я отслужил свою срочную службу в армии Дании. Это был весь мой военный опыт до того, как я приехал сюда.
– Почему ты решил приехать сюда и когда это было?
< p dir="ltr">– Приехал сюда летом 2023 года. Одной из причин было то, что я увидел документальный фильм на Netflix «Зима в огне». Меня поразило, как люди были готовы продолжать сопротивление в столице, продолжать бороться, потому что они не хотели быть частью российского марионеточного государства. Они хотели быть отдельным народом, иметь свое знамя, свою демократию. И они были готовы отдать все, что у них есть, даже когда на них нападали с автоматами, а у них были только самодельные баррикады. Это было невероятно вдохновляющее, видеть готовность сохранять то, что твое, защищать свою страну и готовность бороться за это. И это сильно меня поразило.
Потом, когда началась полномасштабная война, и я увидел бомбардировку детского отделения в Мариуполе, когда увидел кадры, как выносили беременную женщину – это не военная цель. Россияне не пришли освобождать, как они говорили, в рамках трехдневной специальной операции. Они пришли уничтожить людей. Они наносят вред мирным, невоенным. И это меня очень возмутило. Я увидел похищение украинских детей, которых, как известно, забирают в Россию для усыновления. Им меняют паспорта, меняют документы, чтобы сделать вид, что они родились в России. Это неверно. Это меня поразило.
Потом, когда началась полномасштабная война, я увидел много кадров по здешним событиям. Но сначала я говорил себе, что им нужны люди с подобающим военным опытом, с боевым опытом. Я не такой. Но после года, наблюдая за готовностью к сопротивлению и способностью украинцев адаптироваться к ситуации, в которой они оказались, я понял, что я должен приехать. Я приеду и буду сражаться. И это ужасный выбор. Но я сказал себе: или я умолкаю и перестаю кричать на экран дома, или что-то делаю. И я решил что-то делать.
– Как долго вы готовились к военной службе в Украине?
– Поскольку у меня была определенная подготовка дома в Дании, я короткое время находился во Львовской области, а затем меня перевезли во второй батальон Международного легиона. Там я получил дополнительную подготовку, в частности, по вооружению, с которым мне придется работать. С того момента, как я приехал в Украину, до попадания на линию фронта прошло около месяца-полтора, включая переезды между разными местами.
– Когда ты приехал сюда и увидел разрушения в Украине, разрушены дотла села, что ты испытывал?
– Я был в шоке. На протяжении многих лет мы могли видеть видео с войны в Интернете, но это не сравнить с тем, когда ты проезжаешь через одно из этих сел, где когда-то была счастливая община, а теперь – сгоревшие здания, горящие машины, дома, которые больше не существуют или полностью разрушены. Это оставляет отпечаток, это совсем другое, и это одновременно и грустное, и вдохновляющее зрелище, потому что ты скучаешь по тому, что здесь когда-то жили счастливые и мирные люди, но это дает тебе стимул выходить и бороться, чтобы разрушение, которое ты видишь на передовой , не распространилось дальше.
– Какая была первая прифронтовая зона, в которую ты попал?
– Это, наверное, была Луганская область. Я прибыл туда вместе со вторым батальоном Международного легиона. Для меня это были оборонные операции. Мне пришлось занять позицию в окопах, где расстояние между нами и россиянами не превышало 100 метров. А на некоторых позициях, где были вырыты окопы, расстояние было менее 50 метров. Мы могли ясно видеть их окопы день и ночь. И если присмотреться, можно было увидеть, как люди ходят, видеть верхушки их касок. Это была первая миссия, на которую я был отправлен.
– Было страшно?
– Это была смесь страха и, не знаю, немного восхищения, потому что я уже был там и делал то, к чему стремился. Реальность была страшной, потому что ты знаешь, что достаточно одного прямого попадания артиллерийского снаряда – и все. Но ты тоже чувствуешь себя на своем месте, выполняя свою миссию, чего многие люди ищут всю жизнь. Это точно то, что я почувствовал, когда попал туда: я был именно там, где должен быть.
– В нашем мире есть правила войны. Но ты заметил, что русские не соблюдают эти правила?
– Безусловно. Они не уважают никаких правил ведения боевых действий или законов войны, разработанных на протяжении многих лет. Им это неинтересно. Военная цель или гражданская – для них это не суть важно. Если они могут добиться успешного удара, они покажут это в своих СМИ и скажут: «Вот как успешно действовала наша армия». Для них нет понятия поражения, есть только победа. Любыми средствами – вот их принцип. Почему, по твоему мнению, Россия вторглась в нашу страну?
– Многое можно отнести к событиям 2014 года, когда состоялись выборы. Путин потерял свою марионетку. Он потерял контроль над тем, что считал барьером между ним и остальной Европой. И именно тогда он понял, что больше не может контролировать этих людей через муртадов или взятки политиков. Теперь ему пришлось вторгнуться, чтобы получить тотальный контроль над страной. Я думаю, что его напугало то, что он потерял этот контроль, и вдруг люди начали выступать против этого «великого русского медведя», которого нам постоянно рисовали в детстве. И теперь он пытается подавить это. Поэтому, я думаю, это произошло из-за страха перед развитием ситуации на западе, из-за того, что он больше не имеет того контроля, который был раньше.
– Россияне всегда говорят, что в Украине воюют солдаты НАТО и иностранные военные. Когда они видели европейцев на передовой, какова была их реакция?
– Россияне всегда реагируют странно на то, что есть иностранцы в этом районе, особенно когда мы в лесу. Они слышали, как мы говорили по-английски, и мы им кричали по-английски. И я думаю, что многие из них были настроены на то, что они действительно воюют с НАТО. Поэтому, когда они слышали эти английские голоса, они начинали кричать: «Я воюю с НАТО?» Я им отвечал: «Нет, я просто обычный каменщик из Дании с ружьем в руках. Здесь нет НАТО, успокойтесь». Они уверены, что сейчас воюют со всей вооруженной силой НАТО. Но это не так. Если бы это было так, ситуация была бы совсем другой.
– Россия является врагом только для Украины или всего мира?
– Они однозначно враги для всего Запада. Люди не понимают, насколько важна Украина для остальной Европы. Украина – сердце для всей Европы. И это чувствовалось дома, как только Украину атаковали. И это тоже знала Россия, когда начала атаковать. Это борьба, и если мы проигрываем Украину, не дай Бог, то враг будет у нас на пороге.
– Мы надеемся, что этого не произойдет, но если они возьмут Украину , что, по твоему мнению, будет дальше? Они пойдут в Польшу и другие страны?
– Украинцы проделали невероятную работу, постепенно разбивая то, что когда-то было российской армией. Поэтому нет, я не думаю, что они пойдут дальше. Но я действительно думаю, что со временем может возникнуть большая угроза для нас. И вот почему важно бороться сейчас.
Возможно, не сразу, но со временем может быть следующий шаг. Он (Путин, – ред.) захватил Чечню, часть Грузии, Крым. Сейчас он пытается забрать Украину. Он уже успешно сделал Беларусь своей марионеткой. Он постепенно наращивает свою силу, а мы на Западе все это игнорируем.
– Что для тебя было самым неожиданным, когда вы приехали в Украину?
– Меня очень удивили люди. Это очень радушные и теплые люди. Они немного смеются, когда я подхожу к ним и пытаюсь с ними общаться, потому что моя украинская почти нулевая. Они смеются, но при этом пытаются помочь, отличные люди. Например, на моей первой базе, когда я ожидал выезда со вторым батальоном, была одна старушка женщина, которая работала там, где мы мылись и стирали вещи. И однажды я оставил свою футболку сушиться, и она увидела, что в ней была дыра. Когда я на следующий день пришел забрать свои вещи, она зашила ее и сказала: «Вот, пожалуйста, это вам, добро пожаловать в Украину». Просто удивительно – такие приветливые и отзывчивые люди, которые понимают, что мне немного тяжело освоиться здесь, и они просто помогают как могут.
– Что бы ты хотел сказать другим людям , которые хотят присоединиться к украинской армии, помочь солдатам, гражданским или просто в гуманитарных миссиях, но боятся? – Однозначно, подумайте дважды перед тем, как ехать сюда.Я не говорю не ехать, но убедитесь, что вы четко осознаете свои ценности, что действительно вас мотивирует и ради чего вы хотите здесь быть. Гуманитарная помощь, стабилизационные пункты или служба на передовой – я вас поощряю слушать свои чувства, то, что вас подталкивает сказать «я хочу помочь». Просто удостоверьтесь, что вы точно знаете причину вашего желания. Но если вы чувствуете, что это ваше призвание – приезжайте и помогайте, потому что нам очень нужна помощь.